Я, верховный - Страница 146

146

Пока что я сделаю следующее: как только будет вырублен лес сатрапов и покончено с язвой, с бешеными собаками, лающими на меня с пеной у рта, я прикажу погрести их останки под толстым слоем извести и забвения. Не будет больше негодяев и шутов в звании командиров. Не будет больше кадровых военных, которые бездельничают в ожидании нападения, готовые бежать при малейшей опасности. Не будет больше армии, которая ни на что не годится, потому что все до одного солдаты рано или поздно перенимают пороки своих командиров. Не будет больше ни мундиров, ни чинов, которые даются не за заслуги, а за выслугу лет, то есть за давность бесполезного существования. Армией республики будет весь народ, не облаченный в форму, но облеченный достоинством вооруженного народа, невидимое, но самое могучее из всех войск. Ее будут составлять свободные крестьяне под начальством командиров, естественно выдвинувшихся из этого естественного войска, предназначенного для труда и обороны республики. Днем они будут работать. Ночью учиться военному делу. Они так привыкнут действовать в темноте, что сама темнота станет их лучшим союзником. Днем свое оружие они будут прятать на поле, возле борозд. Леса заменят нам неприступные крепости, пустыни и болота — непреодолимые рвы, а по рекам, озерам и ручьям, как кровь по жилам, будет разливаться наша грозная сила в виде маленьких боевых отрядов, вездесущих и неуловимых. Пусть приходят слоны. Еще старина Конфуций говорил, что москиты поедают слонов. Когда вторгнется враг, он решит, что вступает в мирную и беззащитную землю. Но когда захватчике отдадут себе отчет в своей ошибке, ибо на них как гром среди ясного неба со всех сторон обрушатся словно выросшие из-под земли мужчины и женщины в рабочей одежде, защищающие свое исконное достояние, они поймут, что можно победить только тот народ, который хочет быть побежденным.

Тому послужили для начала хорошим примером войска, состоявшие из отцов семейств, издавна живших на берегах Параны, которые я бросил на вторгшихся коррентинцев. Отныне больше не будет никому не нужных регулярных войск. Я распушу это сборище лентяев и бездарей, улепетывающих при первом выстреле врага. Долой армию паразитов, которые только сосут кровь народа, не принося ему никакой пользы, да еще непрестанно притесняют его, чиня насилия и произвол.

Отныне армией будет сам народ: все мужчины и женщины, взрослые, подростки и дети, способные служить в Великой Армии Родины. Единственной в своем воде, невидимой, непобедимой. Надобно изучить все стороны ее организации. Разработать в мельчайших подробностях ее стратегию и тактику. Создать боевой устав герилий и всеобщую систему самоснабжения соответствии с главными трудовыми и оборонными задачами.

Важнейшей основой этого превращения традиционной армии в народное ополчение является... (Остаток листа сожжен.)

Он вскидывает череп, отряхиваясь от земли. Приподнимает половину скелета, опираясь на задние четверти. Он готов бросить мне в лицо тайну негра Пилара. Вокруг морды поблескивает радужная ниточка слюны. Черный провал пасти оттеняет саркастическую улыбку. Я на шаг отступаю. Опасливо смотрю на него. Бешенство мертвого пса, быть может, вдвойне смертельно. Ты велел его убить за..! Он не договаривает, притворно закашлявшись. Тихонько, мой милый Султан. У тебя вся вечность впереди. Ну, ну, что ты хотел сказать насчет негра? Продолжай. Я тебя слушаю. Раньше ты не был таким внимательным слушателем, уважаемый Верховный. Ты тоже был не очень-то разговорчив при своей собачьей жизни. Ты приказал его расстрелять в тот год, когда справлял серебряную свадьбу с Пожизненной Диктатурой. Никогда еще не текло столько растопленного свечного сала, как в этот год. Ты помнишь, Верховный, ту свечу? Это была всем свечам свеча. Твои придворные сукины дети велели сделать ее в сто вар длиной и в три толщиной. На нее ушло десять тысяч квинталов горячего жира, которым был залит деревянный остов. Фитиль был изготовлен с таким расчетом, чтобы его хватило по меньшей мере еще на четверть века, а пламя прикрывал слюдяной колпак. Свечу поставили ночью на Площади Республики. Накануне этого Рождества. Ты ничего не знал. Для тебя это было абсолютной неожиданностью. Тебя только удивил свет, ярко горевший после сигнала к тушению огней на том месте, где ты его прежде никогда не видел и где не приказывал зажигать. Ты через окно навел на него телескоп. Я услышал, как ты проговорил: Северная Звезда! Ты всю ночь созерцал ее, тихо повизгивая, как овдовевший пес. С тысячью вздохов. Впрочем, это был один вздох, прерываемый тысячью контрвздохов. То есть это были тысяча вздохов и в то же время один-единственный. Ты заставил и меня вздыхать и повизгивать, наступив мне на лапу кованым каблуком башмака. В то время как ты по-собачьи повизгивал и вздыхал, я по-человечески посмеивался над твоей любовной тоской. Когда забрезжил рассвет, я почти волоком оттащил тебя в постель. Ты заперся в своей каморке. Я встал на стражу у двери.

Через несколько часов, привлеченный шумом, доносившимся с площади, ты обнаружил свечу. Размягчившись под палящим солнцем и отделившись от остова из такуары, она перегнулась и наклонилась к земле, дымясь и дождя жиром. Крики, смех, возгласы «ура» и «да здравствует Верховный!». Толпа распаляется. Скачет и пляшет вокруг гигантского светильника, который кротко склонил главу в ознаменование невиданного празднества. Женщины в неистовстве катаются по земле, взметая красную пыль. Самые смелые претендентки на вакансии вакханок бросаются на оплывающий конец свечи. Взъерошенные, в разорванных, превратившихся в лохмотья платьях, с вылезающими из орбит глазами, оhи царапают горячее сало. Ловят в горсти жгучие капли. Натирают жиром живот, груди, губы. Обезумев, горланят:

146