«Велико быломое разочарование, когда я остался наедине с бесформенной грудой обломков костей...»
Испытав это разочарование, доктор Легисамон задумался над вопросом: не раздробила ли этот скелет в мстительном ожесточении какая-нибудь жертва Диктатора? «Я не решился тогда его задать», — пишет он.
В письме читается между строк подозрение, что Лоисага колотушкой переломал эти кости, мстя таким образом Диктатору. В постскриптуме доктор Легисамон подкрепляет свое подозрение ссылкой на «древний обычай гуарани мстить своим умершим врагам, выкапывая и ломая их кости».
По правде говоря, мы думаем, что этот обычай гуарани-открытие доктора Легисамон а, как раз подходящее для данного случая. Гуарани больше интересовало мясо, чем кости врагов: они их преспокойно съедали, если те были аппетитны. А если нет... Об этом пусть скажет Ганс Штаден.
«Бесформенная груда обломков костей», по-видимому, подтверждает версию об общей могиле, вполне согласующуюся с экспертизой доктора Оутеса, обнаружившего в груде костей свод черепа женщины, лицевой скелет взрослого мужчины и челюсть ребенка. Однако...
Доктор Легисамон свидетельствует, что из одежды нашел лишь «подошву башмака с очень маленькой ноги». По слухам, у Верховного Диктатора были маленькие руки и ноги, чем он весьма гордился, как признаком благородного происхождения; но слова «с очень маленькой» заставляют думать о ребенке.
Мне не кажется поэтому подобающим организовывать национальное торжество по случаю репатриации останков столь сомнительной и спорной подлинности, как те, которые в настоящее время находятся в Буэнос-Айресском Национальном Историческом Музее. История о легионере Лоисаге сего коробкой из-под вермишели, — заключает доктор Лаконич, — неизбежно омрачила бы чествование славной памяти героя».
Эта компиляция представляет собой выборки — честнее было бы сказать: выжимки — примерно из двадцати тысяч досье, опубликованных и неопубликованных; из не меньшего числа книг, брошюр, газетных и журнальных статей, писем и всякого рода свидетельств, обнаруженных, собранных по кусочкам, изученных в библиотеках, а также в частных и государственных архивах. К этому надо добавить версии, почерпнутые из устного предания, и занявшие в общей сложности около пятнадцати тысяч часов, записанные на магнитофон интервью с предполагаемыми потомками предполагаемых чиновников, с предполагаемыми родственниками Верховного, который всегда хвастался тем, что у него нет никаких родственников, с его эпигонами, панегиристами и хулителями, сообщавшими неточные, путаные и туманные сведения, что весьма осложняло дело.
Мне хотелось бы уведомить читателя, что в противоположность обычным текстам этот был сначала прочитан, а уж потом написан. Вместо того чтобы сказать и написать нечто новое, я лишь точно изложил сказанное и сочиненное другими. Таким образом, во всей этой компиляции, начиная с названия и кончая настоящим заключительным примечанием, мне не принадлежит ни одной страницы, ни одной фразы, ни одного слова. «Всякая несовременная история сомнительна, — любил говорить Верховный. — Нет надобности знать, как возникали эти легендарные истории, чтобы понимать, что они не относятся к тому времени, когда писались. Существует огромная разница между книгой, которую пишет частное лицо для народа, и книгой, которую создает народ. Поэтому не приходится сомневаться в том, что эта книга такая же древняя, как народ, продиктовавший ее».
Таким образом, еще раз подражая Диктатуру (миссия диктаторов в том и состоит, чтобы заменять писателей, историков, художников, мыслителей и т. д.), составитель-копиист заявляет, пользуясь словами одного современного писателя, что смысл истории, заключенной в этих записках, сводится к тому, что история, которая должна была быть рассказана в них, не была рассказана. Вследствие этого фигурирующие в них персонажи и факты обрели в силу неотъемлемого свойства письменного языка право на воображаемое самостоятельное существование на службе у воображаемого самостоятельного читателя.
Аугусто Роа Бастос
Я, Верховный
Роман. Перевод с испанского Н.Наумова
Москва. Прогресс, 1980
Новый роман всемирно известного парагвайского писателя затрагивает чрезвычайно интересную тему — правление диктатора Франсин, представления о котором в различного рода литературе весьма противоречивы. Хотя в романе использованы и подлинные материалы, создающие иллюзию документальности, это прежде всего талантливое художественное произведение, раскрывающее психологию человека, который оказал большое влияние на историю Латинской Америки.
Seminario sobre Yo el Supremo de Augusto Roa Bastos. Publications du Centre de Recherches Latino-Américaines de l’Université de Poitiers. Octobre, 1976, p. 27.
«Художественная литература», M., 1967.
С. Вáеz. Historia diplomática del Paraguay, t. 1. Asunción, P 123-124.
Seminario sobre Yo el Supremo de Augusto Roa Bastos, p. 37.
Carlos L. Casabianса. La dictatura del Dr. Francia en Yo el Supremo de Augusto Roa Bastos. Seminario sobre Yo el Supremo, p. 53—54.
«Молодая гвардия». M., 1978.
Carlos L. Casabianc a. La dictatura del Dr. Francia en Yo el Supremo de Augusto Roa Bastos. Seminario sobre Yo el Supremo, p. 54.
М. С. Альперович. Революция и диктатура в Парагвае 1810—1840 гг. М , «Наука», 1975, с. 159.
Пенья, Мануэль Педро — парагвайский публицист и политический деятель. Арестованный по ложному доносу в 1827 г., провел свою молодость в тюрьме, откуда вышел лишь после смерти Фрапсии. Позднее занимал ряд важных государственных постов, но вследствие разногласий с президентом Лопесом, которого считал верным последователем «ненавистного тирана» Франсии, покинул Парагвай и поселился в Буэнос-Айресе, где в течение ряда лет вел энергичную кампанию против парагвайского правительства.