Я, верховный - Страница 36

Власть правителей, мудро говорит ваш дядя, зиждется на невежестве и на кротости прирученного народа. Могущество имеет своей основой слабость. Это прочная основа; и, чем слабее народ, тем она надежнее. Брат Мариано Игнасио тысячу раз прав, мой уважаемый первый алькальд. Вот вам пример, ваша милость, продолжал гудеть в рожок губернатор-интендант: поскольку люди привыкли видеть правителя в окружении стражи, барабанщиков, офицеров, оружия и прочих атрибутов, внушающих почтение и страх, его лицо, даже если он появляется в одиночестве, без всякого эскорта, тоже внушает подданным почтение и страх, потому что они не могут отделить его образ от эскорта, который ежедневно сопровождает его. Наши высшие должностные лица прекрасно знают эту тайну. Пышность, которой они себя окружают, роскошные костюмы, в которые они одеваются, им совершенно необходимы; без этого блеска они утратят почти весь свой авторитет. Если бы врачи не набивали свои чемоданчики мазями и микстурами, если бы клирики не носили сутан и клобуков, им не удавалось бы обманывать людей; то же самое относится к военным с их ослепительными мундирами, шитьем, шпагами, шпорами и золочеными пряжками. Военные не наряжаются, только когда действительно идут в бой: на поле битвы прикрасы не нужны. Вот почему наши короли не стараются придать себе величественный вид, а окружают себя стражей и блестящей свитой. Гвардейцы с барабанщиками впереди, окружающие их грозной ратью, приводят в трепет самых решительных заговорщиков. Нужно обладать очень тонким умом, чтобы смотреть на Великого Султана, чей великолепный сераль охраняют сорок тысяч янычаров, как на обыкновенного человека. Когда мы видим адвоката в тоге и шапочке, подобно вам, ваша милость, мы сразу проникаемся почтением к его особе. Однако, когда я занимал пост губернатора Мисьонес, я ходил без стражи, без свиты. Правда, там сделали свое дело последователи Лойолы: за сто лет они почти полностью приручили индейцев. Из них не мог выйти никакой Хосе Габриэль Кондор Канки. И если бы в этих местах поднял восстание новый Тупак Амару, он был бы побежден и казнен, как в свое время мятежник Хосе де Антекера, как мятежный инка и все прочие мятежники, когда бы и где бы они ни бунтовали.

Здесь, в Асунсьоне, я взял себе за правило следовать обычаю с возможно большей умеренностью. Поэтому меня любят и уважают. Я по натуре снисходителен. Если я не всегда нахожу справедливое решение, то, во всяком случае, умеряю несправедливость мягкостью. Вы так не считаете, ваша милость? Его рожок застыл у меня перед глазами в виде вопросительного знака. Я сохранял молчание. Дон Бернардо снова зажужжал:

Ваша милость, первый алькальд, потомок самых родовитых идальго и завоевателей Южной Америки, согласно полученным мною сведениям о вашей генеалогии, самый выдающийся человек в этом городе как по своей просвещенности, так и по своему служебному рвению, должны что-то знать о тех, от кого исходят и кто распространяет столь бессмысленные слухи. Скажите же мне с полной откровенностью, что вам известно об этих россказнях. Пристально глядя на него, я ответил: если бы я ничего не знал, я бы вам так и сказал, старый бурбон. Но так как я кое-что знаю, я вам ничего не скажу. Оставим же этот разговор. От меня вы не дождетесь доносов, и мне не стоит задерживаться здесь в этот день, ничего не обещающий, но многое предваряющий: ведь если тот, кто говорит, безумен, тому, кто слушает, следует быть благоразумным. Он опять пустил в ход рожок: как достойный подданный нашего государя вы должны содействовать сохранению общественного порядка и спокойствия в этой провинции. Вице-король предупредил меня, что из Буэнос-Айреса в Асунсьон засылается множество подметных листков, враждебных монархии. Настоящий потоп. Я поручил советнику Сомельере расследование этих крамольных происков. Помогите нам, ваша милость, как синдик-генеральный прокурор.

Он все уговаривал меня на ухо стать наушником, и его сопение царапало мою евстахиеву трубу. Я не выдержал, взял рожок, всунул его в волосатое ухо губернатора и крикнул во все горло: собака лает, ветер уносит! Губернатор засмеялся, весьма довольный. Он убрал руку с моего живота, где он держал ее, как бы побуждая меня излить душу и очистить желудок, и фамильярно похлопал меня по плечу. Я знал, что ваша милость понимает, как обстоит дело. Я не сомневался, что найду в вас человека, чья помощь будет для меня неоценима. Продолжайте оказывать мне ее во имя нашего возлюбленного государя. Кто ищет, тот всегда найдет, сказал я, чтобы заполнить паузу. А он, не столько для того, чтобы ответить поговоркой на поговорку, сколько для того, чтобы придать себе бодрости, расправил свое бархатное крыло и произнес: я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь! При этом дон Бернардо уронил свой рожок. Он куда-то завалился, и мы долго ползали на четвереньках под столом, сталкиваясь рогами, копытами, задами в этакой жалкой тавромахии. Наконец дружелюбный и добродушный Герой с победоносным видом вытащил мокрый рожок из плевательницы и, сделав веронику, вручил его хозяину.

Так кончилась моя последняя приватная встреча с губернатором Веласко, которого уже ждало в ближайшем будущем отстранение от должности — для него немногим меньшее несчастье, чем если бы его бросили в колодец.

Почему играет оркестр, Патиньо? Ваше Превосходительство возвращается с прогулки. Подай ка мне подзорную трубу. Открой пошире ставни. Выдвини все трубки. Вдали кто-то машет руками. Зовет на помощь. Должно быть, это просто москит прилип к стеклу, Ваше Превосходительство. Протри объектив лоскутком фланели.