Я, верховный - Страница 119

119

Когда-нибудь одержимость идеей американской родины, которая могла родиться только в Парагвае, самой теснимой и гонимой стране на этом континенте, найдет выход в катаклизме, подобном извержению огромного вулкана, и он внесет поправки в «советы» географии, извращенной хитрыми захребетниками народов. Всему свое время. Пока опасности новых вторжений нет.

Конечно, некоторые из вас знают эти события и деяния или, лучше сказать, злодеяния лишь понаслышке; другие забыли их, а большинство не понимает их истинного значения. Просто потому, что им не приходилось, как мне, встречать их лицом к лицу и в надлежащий момент принимать надлежащее решение. Вкушая зрелые плоды, взращенные для всех Верховным Вождем, нижестоящие забывают, чего стоило их взрастить. В счастливые времена мало кто помнит о несчастьях времен безвременья. Но минимум памяти все же необходим для того, чтобы жить или хотя бы выжить. В ленивой безмятежности, которая, по-видимому, стала вашим естественным состоянием, вы не должны забывать о страданиях, перенесенных для того, чтобы достичь нынешнего благополучия. За всякое благо, даже самое малое, приходится платить. Не нужно недооценивать, уважаемые начальники и чиновники, цену, которую нам пришлось заплатить за то, чтобы наша страна стала самой богатой во всей Америке, как сказал один из наших злейших врагов.

(В тетради для личных записок)

Парагвай — это Утопия в натуре, а Ваше Превосходительство — Солон нашего времени, льстили мне на первых порах братья Робертсоны. Я еще не смог прочесть книгу этих честолюбивых молодых людей, которые теперь уже, верно, состарились, а значит, стали еще гнуснее. Судя по названию, я не могу надеяться, что их письма о моем «Царстве террора» (не знаю, одна это книга или две) скрасят картину, которую вероломно нарисовали десять лет назад Ренггер и Лоншан. Без сомнения, это новое варево из лживых измышлений и подлых наветов, приправленное по вкусу европейцев, обожающих россказни о царствах дикарей, — дикарство утонченных и пресыщенных умов, которые в поисках новых оргазмов разжигают себя бедствиями низших рас. Чужая боль — хорошее возбуждающее средство, которое путешественники изготавливают для тех, кто остается дома. Ах, эти слепоглухонемые! Они не понимают, что их сумбурные писания свидетельствуют лишь об их озлобленности и забывчивости. Чего можно ожидать от этих сбившихся с пути, бездарных и вороватых путешественников? Откуда берут они материал для подобных воспоминаний? Если даже мои собственные рукописи и под семью замками не в надежной сохранности, то записки этих странствующих торгашей, которых интересует лишь охота за дублонами, уже двадцать раз должны были бы сгинуть в каких-нибудь сортирах.

«Письма» и «Царство террора» появились с большим опозданием, ибо оригиналы этих книг затерялись, как Верховный словно бы предвидел и предрек. «Однажды ночью в январе прошлого года, когда все в природе сковал мороз, когда дороги были покрыты снегом, а тротуары стали скользкими от наледи, один из авторов этих «Писем о Парагвае» ехал в лондонском омнибусе из центра в Кенсингтон. Он держал под мышкой рукопись книги. Когда он вылез из экипажа, перед ним, как призрак, вырос негр в плаще и треуголке и преградил ему дорогу, пристально глядя на него. Путешественник поскользнулся и упал. В бледном свете газового рожка странная фигура показалась ему еще более призрачной. Потом негр исчез. Оправившись от ушиба и испуга, путешественник встал и, сильно прихрамывая, удалился от места происшествия. Уже через несколько минут он почувствовал, что у него окоченели руки. И тут до его сознания внезапно дошло, что он потерял рукопись. Он вернулся к злополучному месту падения и принялся искать ее в снегу не без смутного страха при мысли о том, что может снова встретиться с похожим на привидение незнакомцем. Тот больше не появился, но не нашлись и бумаги. На следующий день мы развесили на улицах и дали в газетах объявление о пропаже. Нашедшему предлагалось вознаграждение. Но утерянную рукопись мы так больше и не увидели. Через несколько дней мы получили анонимную записку, где было сказано: «Вернитесь в Парагвай. Там вы найдете рукопись». Мы подумали, что это дурного вкуса шутка кого-нибудь из наших друзей. В Парагвай мы, конечно, не вернулись. Легче было восстановить «Письма». Они имели самый лестный для нас успех. В три месяца, скорее, чем прошел ушиб, весь тираж был распродан. Однако не обошлось и без возражений и критических откликов. Сурово отнесся к нам. например, Томас Карлейль. Он видел в парагвайском Диктаторе самого выдающегося человека в этой части Америки. От Верховного исходил зловещий и мрачный свет, гнездившийся в его уме, утверждает глашатай культа героев, но им он, насколько было возможно, просветил Парагвай. Впрочем, такие враждебные высказывания не только не обесценили наш труд в глазах публики, но и усилили интерес к нему, показав, что его не обошли вниманием люди масштаба великого Карлейля, что весьма способствовало его распространению».

С другой стороны, некоторые современные авторы утверждают, что «Письма» в известном смысле апокрифичны, то есть что Робертсоны, по крайней мере отчасти, воспользовались материалом, рассеянным во многих брошюрах о Верховном, ходивших в то время в Рио-де-ла-Плате, приписав себе авторство. Учитывая «крохоборческие» склонности Робертсонов, благодаря которым они в годы своих южноамериканских похождений сначала разбогатели, а потом разорились, это утверждение не лишено правдоподобия. «Единство стиля» бывших коммерсантов, превратившихся в мемуаристов или романистов, свойственное им умение «рисовать великолепные портреты» и другие литературные достоинства действительно наличествуют в «Письмах» и в «Царстве террора», но это не исключает возможности плагиата. Рассказ или сказка о потере рукописи выдает способность авторов на обман. Это впечатление еще усиливает, без сомнения, тоже выдуманный эпизод фантасмагорического столкновения на лондонской улочке со зловещим призраком во вкусе литературы тайн и ужасов, в то время уже вошедшей в моду. Авторы, по- видимому, хотят намекнуть на появление Верховного из загробного мира с целью похитить у них рукопись, которая, по их словам, должна была послужить могильной плитой для Диктатора. Очевидно, авторы полагали, что их бывший амфитрион уже скончался и что они могут под видом ребяческой побасенки безнаказанно приписать ему еще и эту потустороннюю кражу. Но Верховный был еще жив и ждал у себя в Асунсьоне возможности прочесть уже анонсированные «Письма», которые вышли в свет в 1838 и 1839 гг., незадолго до его смерти. (Прим. сост.)

119