Я, верховный - Страница 120

120

Жаждя продать дьяволу душу, которой у них уже не было, то есть сбыть свои воспоминания воображаемому читателю, эти твари самой гнусной породы, какую я знаю, измышляют ради его секс-сусального наслаждения сплетни, наветы, небылицы. Они выдают свои собственные пороки за пороки других.

Не столько для того, чтобы угодить этим подлипалам, пресмыкающимся перед деньгами и властью, сколько для того, чтобы использовать их на благо родине, которую они использовали для наживы, я решил назначить их, как подданных Великобритании, то есть Англии, моими представителями в этой стране. Они уже давно осаждали меня просьбами предоставить им эту должность. Для них это было бы ни с чем не сравнимым отличием, а также и средством расширить свои торговые и контрабандистские операции с помощью бумаг, гарантирующих дипломатическую неприкосновенность. Я, разумеется, понимал, что целью этих алчных торгашей было не честное содействие экономическому процветанию нашей нации, а собственное преуспеяние. Их задним мыслям я противопоставлял свои сокровенные и, читая первые, мог не скрывать вторых.

Итак, я вызвал Джона Пэриша Робертсона, старшего из братьев, и изложил ему дело со своей обычной откровенностью.

Д. П. Робертсон в своих «Письмах о Парагвае» так рассказывает об этой встрече.

«Сегодня ночью ко мне явился офицер из дворцовой охраны с не допускающим отказа приглашением: Верховный велит, чтобы вы немедленно пришли к нему.

Я вышел вместе с посыльным, младшим лейтенантом — негром, от которого пахло салом и кухонным чадом. Мне уже было известно, что означают визиты так называемых «офицеров» из эскортного батальона. Он шагал впереди меня, и в темноте был виден лишь его белый уланский китель; я шел на эту встречу, не предвещавшую нам ничего хорошего, с таким ощущением, будто сопровождаю зловонную тень в военной форме, не производившую ни малейшего шума, если не считать шороха шпаги, тершейся о бедро.

Однако, когда я пришел во Дворец, Верховный принял меня приветливее и любезнее, чем обычно. Лицо его светилось чуть ли не жизнерадостностью. Красновато-коричневый, с золотистым отливом плащ ниспадал с его плеч изящными складками. Казалось, он курит сигару с необычайным удовольствием, и в маленьком, скромном зале для аудиенций, где обыкновенно зажигали лишь один светильник, на этот раз горели две большие свечи наилучшей выделки на круглом столике, за которым могли поместиться не более трех человек: это был обеденный стол Абсолютного Властителя той части мира. Он сердечно пожал мне руку: садитесь, пожалуйста, сеньор дон Хуан. Потом пододвинул свой стул к моему и выразил желание, чтобы я его внимательно выслушал.

— Вы знаете, какова моя внешняя политика. Вы знаете, что Парагвай хотели впрячь в одну упряжку с другими провинциями, где царит тлетворная анархия и коррупция. Парагвай благоденствует, как ни одна другая страна. Здесь господствуют порядок, субординация, спокойствие. Но стоит выехать за наши границы, слух ранят пушечный гром и шум распри. Как вы сами могли убедиться, там — разорение и запустение; здесь — процветание, благополучие и порядок. Почему это так? Потому что, кроме того, кто с вами говорит, нет в Америке человека, который знал бы характер народа и был бы способен править им сообразно его нуждам и чаяниям. Это верно или нет? — спросил он меня. Я согласился. Я не мог возразить ему, потому что Верховный не терпит противоречий.

— Портеньо — самый ненадежный, пустой, своевольный и развращенный народ из всех, какие находились под испанским господством в этом полушарии. Они требуют институтов, гарантирующих свободу, но единственные цели, которые они преследуют, —это грабеж и нажива. Поэтому я решил не иметь с ними никакого дела. Я желаю установить прямые отношения с Англией, равноправные отношения государства с государством. Корабли Великобритании, преодолевая просторы Атлантики, будут прибывать в Парагвай. В союзе с нашими флотилиями они отразят любую попытку воспрепятствовать свободному судоходству на всем протяжении торгового пути от устья Параны до озера Ксарайес в пятистах лигах к северу от Асунсьона. Британское правительство будет иметь здесь своего посла, а я своего при Сент-Джемском дворе. Ваши соотечественники будут торговать промышленными изделиями и военными припасами и получать взамен превосходные продукты этой страны.

На этом месте своей речи он в чрезвычайном возбуждении вскочил со стула и, кликнув часового, велел позвать сержанта — начальника караула. Как только тот появился, Верховный приказал ему принести «это». Сержант вышел и через минуту вернулся с четырьмя гренадерами, которые несли тюк табака в двести фунтов весом, такого же размера кипу йербы, большую оплетенную бутыль с тростниковой водкой, большую голову сахара и много свертков сигар, перевязанных красивыми разноцветными лентами. Наконец вошла старая негритянка с образцами хлопчатобумажных тканей в виде скатертей, полотенец и всякого рода предметов одежды. Я подумал, что это подарок, который Верховный хочет мне сделать накануне моего отъезда в Буэнос-Айрес. Каково же было мое удивление, когда он вдруг сказал мне:

— Сеньор дон Хуан, это лишь немногие из плодов парагвайской земли и мастерства ее обитателей. Я постарался достать для вас лучшие образцы производимых в стране разнообразных товаров. Вы знаете, что в этом, позволю себе так выразиться, земном раю такие товары могут быть получены в неограниченном количестве. Не будем входить в обсуждение вопроса о том, созрел ли этот континент для либерально-буржуазных институтов (я думаю, что нет), но нельзя отрицать, что в такой древней и цивилизованной стране, как Великобритания, эти институты практически вытеснили старые, обычно феодальные, формы правления, обеспечив незыблемость и. величие вашей державе, ныне самой могущественной на земле. Я желаю поэтому, чтобы вы отправились к себе на родину и по прибытии в Лондон явились в палату общин. Возьмите с собой эти образцы. Попросите выслушать вас, объявите депутатам, что вы представитель Парагвая, первой республики Южной Америки, и представьте палате продукты этой свободной, богатой и процветающей страны. Скажите, что я уполномочил вас предложить Англии установить со мной политические и торговые отношения и что я готов и горячо желаю с должным почетом принять у себя в столице посланника Сент-Джемского двора, как это принято между цивилизованными нациями. Как только он прибудет сюда и засвидетельствует формальное признание нашей независимости, я назначу своего посланника при английском дворе.

120