Я, верховный - Страница 13

Послать также отношение губернатору Вилья-Реаля. Приказать ему, чтобы силами регулярных войск, находящихся в его подчинении, он снес тюремную колонию Тевего. Если кто-либо из ссыльных остался в живых, послать его сюда в кандалах под надежным конвоем. Что ты там бормочешь? Ничего особенного, Ваше Превосходительство. Мне только кажется, что легче доставить сюда камень весом в тысячи арроб, пролежавший на месте тысячи лет, чем этих людей из Тевего.

Займемся тем, что нас интересует сейчас. Начнем сначала. Где пасквиль? У вас в руке, Ваше Превосходительство. Нет, чернильная душа. На двери собора. Гренадерский патруль срывает его остриями сабель. Его приносят в комендатуру. Извещают тебя. Ты читаешь пасквиль и замираешь от страха, уже представляя себе, как на площади пылает костер, готовый всех нас превратить в головешки. Ты приносишь мне этот листок сам не свой — глаза у тебя как у зарезанного ягненка. Вот он. Сам по себе он пустой звук. Не важно, что в нем сказано. Важно, что за ним кроется. Важен смысл этой бессмыслицы.

Просмотри все папки с документами — не удастся ли по почерку выследить автора пасквиля. Все входящие и исходящие. Международную переписку. Договоры. Ноты. Акты о помиловании. Накладные португальских, бразильских, уругвайских коммерсантов. Документацию о поступлении сисы, десятины, алькабалы, об акцизных сборах и таможенных пошлинах, о военных поставках. Импортно-экспортные реестры. Квитанционные книжки. Всю корреспонденцию всех чиновников снизу доверху. Донесения шпионов, осведомителей, агентов различных разведывательных служб. Счета поставщиков контрабандного оружия. Все до последнего клочка исписанной бумаги.

Ты меня понял? Так точно, Ваше Превосходительство: я должен искать во всех документах архива образец почерка, которым написан пасквиль. Ну вот, наконец-то ты начинаешь говорить по-человечески, не наводя тень на ясный день. Не забудь также внимательно просмотреть списки врагов родины и правительства, верных друзей наших недругов. Излови не в меру осмелевшего комаришку из тех, что жужжат на улицах. У нас в Парагвае, судя по воззванию патриота из патриотов, моего дядюшки монаха Докуки, то бишь брата Веласко. Раздави его. Сделай из него мокрое место. Понял? Ну, за дело. Хватит витать в облаках. Одно только, Ваше Превосходительство... Что еще? Я хотел только сказать, что эта работа потребует некоторого времени. В архиве тысяч двадцать дел. Приблизительно столько же в канцеляриях судов, комиссариатов, округов, командансий, пограничных постов и так далее. Помимо тех, которые находятся в текущем делопроизводстве. В общей сложности, сеньор, примерно пятьсот тысяч листов. Не считая потерянных тобой по небрежности — ты мастер по этой части, разгильдяй. И руки потерял бы, если бы не надо было ложку держать. Какой я ми есть, Ваше Превосходительство, но, осмелюсь сказать с полным уважением к Вашей Милости, мое служебное рвение не остывает, и, если вы мне приказываете, Вашество, я разыщу иголку в стоге сена, а уж тем паче этих злонамеренных писак. Ты всегда это говоришь, но так и не покончил с ними. Пропадают документы; а пасквилянтов становится все больше. Что касается документов, то я позволю себе напомнить Вашеству, что недостает только папки с материалами процесса 20-го года, по всей вероятности похищенной преступником Хосе Мария Пиларом, вашим бывшим подручным, который не избежал вашего непреклонного правосудия и уже получил по заслугам. Если не за это преступление, которое не удалось доказать, то за другие, не менее тяжкие. Все остальные дела в сохранности. Я бы даже сказал с позволения Вашего Превосходительства, что их накопилось слишком много. Только в твоем размягченном мозгу могла зародиться такая идиотская мысль! Все эти документы, даже самые маловажные, на твой дурацкий взгляд, имеют свое значение. Они священны, потому что во всех подробностях запечатлевают рождение Родины, образование Республики. Многообразные перипетии ее истории. Ее победы. Ее неудачи. Ее достойных сыновей. Ее предателей. Ее неодолимую волю к жизни. Только я знаю, сколько раз для ее нужд мне приходилось прибавлять клок лисьей шерсти к шкуре льва, изображенного на гербе Республики. Просмотри эти документы один за другим. Изучи их под лупой. Осмотри глазами муравьев; даже когда они совершенно слепы, они знают, по какому листку ползут. Чтобы не тратить на это свое служебное время, используй судебных писцов, писарей, переписчиков, всю эту толпу дармоедов, которые только и делают, что шатаются день-деньской по площадям и рынкам. Проведи рекрутский набор. Запри их в архиве. Заставь их поработать. Несколько дней бездельницы обойдутся без своих писем, а писцы без своей тарелки локро. Да и мы немного отдохнем от их бесчисленных писаний, полных бесчисленных глупостей. Насколько больше пользы было бы для страны, если бы эти паразиты-бумагомараки были хорошими пахарями, виноградарями, пеонами на фермах и государственных эстансиях, а не чернильным семенем — бичом хуже саранчи!

Ваше Превосходительство, писцов больше восьми тысяч, а пасквиль всего один. Пришлось бы передавать его поочередно от одного к другому, и тогда, чтобы просмотреть пятьсот тысяч листов, им потребовалось бы лет двадцать пять... Нет, мошенник, нет! Разорви листок на крохотные кусочки, так чтобы написанное на них было лишено смысла. Никто не должен узнать содержание пасквиля. Раздай частички ребуса тысячам этих плутов. Подумай, как сделать так, чтобы они шпионили друг за другом. Каналья, который это состряпал, сам себя выдаст. Споткнется о какую-нибудь букву, какую-нибудь запятую. От нечистой совести ему померещится сходство. Любой из них может быть злоумышленником; даже самый захудалый из этих писцов. Ваше приказание будет выполнено, сеньор. Хотя меня подмывает сказать вам, Ваше Превосходительство, что в этом почти нет надобности. Как это нет надобности, бездельник? Я с одного взгляда, Вашество, распознаю почерк каждого писца. По малейшему клочку бумаги. А если угодно знать Вашему Превосходительству, даже по точкам в конце фраз. Вашей Милости известно лучше, чем мне, что точки никогда не бывают совсем круглыми, так же как буквы совсем одинаковыми — даже между самыми похожими всегда есть какое-нибудь различие. Одна жирнее, другая тоньше. У одного «к» усики длиннее, у другого короче. У одного «о» хвостик свисает вниз, у другого загибается кверху. Я уже не говорю о наклоне, о размашистости. О кривых ножках. О перекладинах. О завитушках. О шапках заглавных букв. О замысловатых росчерках, сделанных одним движением, без отрыва пера от бумаги, как тот, который вы, Ваше Превосходительство, делаете под своим верховным именем, иногда залезая на поля... Хватит с меня твоих каллиграфических изысканий, недоумок! Я только хотел напомнить Вашеству, что помню каждое дело в архиве. По крайней мере каждое из поступивших туда с тех пор, как Ваша Милость соблаговолила назначить меня своим личным секретарем и управляющим делами Верховного Правительства вслед за доном Хасинто Руисом, Доном Бернардино Вильямайором, доном Себастиано Мартинесом Сансом, доном Хуаном Абдоном Бехарано. Дон Матео Флейтас, мой непосредственный предшественник на этом почетном посту, сейчас живет в Ка’асапа, вкушая заслуженный отдых. Живет взаперти, как в тюрьме, и притом в полнейшей темноте. Днем его никто не видит. Сыч сычом, сеньор. Затаился, как урукуре’а в лесной чащобе. Вечно его лихорадит, и кожа у него зудит, как от чесотки, а воспаленные глаза гноятся. Только в безлунные ночи дон Матео выходит прогуляться по селению. Когда не показывается луна, показывается дон Матео. Закутавшись в плащ на красной подкладке, который вы подарили ему, Ваше Превосходительство. В огромной шляпе с горящими свечками на тулье. Теперь уже местные жители не пугаются, когда видят эти огоньки, — знают, что это идет дон Матео. Вы его найдете, наверное, поблизости от родника Боланьос, сказали мне, когда я спросил о нем по прибытии в селение, куда я приехал расследовать это дело о скотокрадах.