Я, верховный - Страница 139

139

(Периодический циркуляр)

Когда я, на свое несчастье, принял бразды правления, я не нашел в казне ни денег, ни товаров, ни оружия, ни снаряжения — короче, ничего. А между тем мне приходится нести возросшие расходы, заготовлять провиант, закупать военные припасы, необходимые для обороны, для национальной безопасности, уже не говоря о дорогостоящих работах, которые я веду, прибегая к чрезвычайным мерам и всячески изворачиваясь. Не зная ни отдыха ни сна, я выполняю обязанности множества должностных лиц по гражданской, военной и даже технической части. Я перегружен всеми этими обязанностями и всякого рода делами, которые ко мне не относятся и которыми должны были бы заниматься другие. Все потому, что я нахожусь в стране настоящих идиотов, где правительству не на кого положиться, и, стремясь вытащить Парагвай из пучины бедствий, упадка, нищеты, в которую он был погружен на протяжении трех веков, волей-неволей вынужден быть мастером на все руки и входить во все мелочи.

Я просто задыхаюсь под бременем задач, ложащихся на меня одного в этой стране, где мне приходится исполнять пятьдесят должностей сразу. Если так будет продолжаться, лучше махнуть на все рукой. Предоставить Парагваю жить по-прежнему, иначе говоря по-парагвайски. Народ тапе склонен презирать людей других стран и насмехаться над ними. В конечном счете мои стремления останутся тщетными, мои старания ни к чему не приведут. Все мои планы рухнут, все затраты пропадут даром. Парагвайцы всегда будут парагвайцами, и не больше того. Так что, хотя Парагвай и первая республика в Южной Америке, хотя он громко именуется суверенной и независимой республикой, на него всегда будут смотреть не иначе как на республику гуана, на поте и крови которой жиреют другие.

Если тем не менее среди вас есть такие, кто хотят большего, чем то, что я могу дать стране, у меня нет другого выхода, как уволить их в отставку. Не в моих силах творить то, что монахи называют чудесами. Тем более в этой земле, где даже возможное невозможно. Хотел бы я видеть, как бы вы на месте правительства боролись с тупостью чиновников в ведомствах финансов, полиции, гражданского судопроизводства, общественных работ, внешних сношении, внутренних сношений и так далее, и так далее! А как мне приходится воевать с мастеровыми, работающими на фабрике извести, в оружейных мастерских и на верфях, где я не могу добиться, чтобы поскорее спустили на воду военную флотилию, которая обеспечит безопасное судоходство между столицей и Корриентес, уж не говоря о «Парагвайском ковчеге», большом торговом корабле, который покоится, погребенный в песке, вот уже двадцать лет. Прибавьте к этому формирование и обучение артиллерийских, пехотных и кавалерийских войск, а также личного состава флота, который должен отвечать всем нашим нуждам; управление государственными мастерскими, мануфактурами, складами, эстансиями, чакрами и постоянный надзор над ними; организацию службы шпионажа с использованием самых невежественных и самых бездарных в мире тайных агентов, разведчиков, осведомителей и связных.

Будучи Пожизненным Диктатором, я должен в то же время быть военным министром, главнокомандующим, верховным судьей, директором фабрики вооружения. Поскольку упразднены старшие офицерские чины, вплоть до капитана, я один составляю генеральный штаб всех родов войск. Как начальник общественных работ, я должен лично надзирать за всеми до единого ремесленниками, всеми до единого каменщиками, всеми до единого пеонами, прокладывающими дороги. А сколько работы, огорчений, неприятностей доставляете мне вы, штатские и военные чиновники всей страны, включая начальников самых отдаленных гарнизонов и крепостей!

Хотел бы я посмотреть, как вы справитесь со всем этим! Я предлагаю вам свой пост. Займите его, если вам кажется, что я делаю плохо то, что делаю. Сделайте лучше, если можете.

В одном пасквиле, появившемся на этих днях, меня обвиняют в том, что народ утратил доверие ко мне, что он сыт по горло моим правлением; что он изнемог; что я остаюсь у власти только потому, что у него нет возможности свергнуть меня. Так ли это? Я уверен, что нет. А что, если я утрачу доверие к народу, если он надоест мне, если я изнемогу от него? Разве я могу выбрать другой? Заметьте разницу.

Столпы республики, прежде всего вы должны спросить себя, порывшись в своей душе, свободны ли вы от птомаина, который образуется у тех, кто мертв еще до того, как умер. Напиши внизу пояснение: птомаин — это яд, который возникает в результате гниения животных веществ. Зловонный густой гной, производимый бациллой vibrio proteus в бракосочетании с так называемой запятой. Смертельно болезнетворный, словно вышедший из перегонного куба Танатоса. Эти варвары, чего доброго, начнут гнать птомаин вместо тростниковой водки при помощи своих подпольных перегонных аппаратов, они вполне способны на это! В просторечии его называют также трупным ядом. От этого яда, который образуется внутри живых мертвецов, я не могу предложить вам никакого противоядия. Я без колебаний заявляю, что на эту бациллу нет антибациллы. От птомаина нет воскресина. Во всяком случае, никто его еще не открыл и, по всей вероятности, никогда не откроет. Так что осторожнее! Эти ядовитые соки образуются не только в тех, кого должны похоронить на пустошах, за чертой города, без креста и надгробья. Они зарождаются также в тех, кто покоится под пышными «мамументами». И даже в тех, еще более тщеславных, безмерно тщеславных, что повелевают возводить мавзолеи и пирамиды, где их смердящие трупы должны храниться, как сокровища в сейфе. Протокорифеи, протогерои, протобестии и прочие прото требуют, чтобы им воздвигали статуи и называли их недостойными именами площади, улицы, общественные здания, крепости, бастионы, города, селения, харчевни, увеселительные заведения, площадки для игры в мяч, школы, больницы, кладбища. Чтобы их священные мощи и немощи прославлялись и проституировались. Так было всегда и всюду. Так продолжается и теперь. Так будет продолжаться до тех пор, пока живые люди не перестанут быть идиотами. Положение вещей изменится лишь тогда, когда они без высокомерия, но и без ложной скромности признают, что народ не чернь, а единственный живой памятник, который никакой катаклизм не может превратить в развалины.

139