... среди ночи ты спустишься в подземные казематы. Пройдешь между рядами гамаков, висящих в несколько ярусов, одни над другими, прогнивших за двадцать лет от пота страдальцев, лишенных даже света. Они не узнают тебя. Они тебя даже не увидят. Не увидят и не услышат. Если бы у тебя еще был голос, ты с удовольствием обругал бы их, наорал бы на них по своему обыкновению, задал бы этим призракам, которые смеют тебя игнорировать. Слушайте, проклятые недоноски, хотелось бы тебе крикнуть им, в последний раз повторив то, что ты бормотал тысячи раз. Тебя уже никто не слышит, и это хорошо, это лучше всего. Не стоит драть горло в абсолютной тишине. Ты обойдешь ряды заключенных. Посмотришь каждому в гноящиеся, с бельмами глаза. Они не моргнут. Разве узнаешь, видят ли они сны и видят ли во сне тебя как неведомого зверя, как безымянное чудовище? Сон — самое тайное у человека и животного. Ты будешь для них только формой забвения. Пустотой. Темнотой в этой темноте. Наконец ты ляжешь в свободный гамак. В самом нижнем ряду гамаков, которые слегка покачиваются под арробами железа — кандалов, в сто раз более тяжелых, чем скелеты этих призраков. Истлевшие от плесени и времени веревки оборвутся, и ты упадешь на пол. Никто не засмеется. Могильная тишина. Всю ночь ты проведешь здесь, лежа среди смердящих останков. С закрытыми глазами, со скрещенными на груди руками. Пот этих несчастных, их испражнения, их моча, стекая с гамака на гамак, будут литься на тебя, падать каплями погребальной грязи. Они будут все больше придавливать тебя, эти перевернутые столбы, подпирающие твою неподвижность, сталактиты, растущие над твоим Верховным бессилием. Когда клещи, жуки, саркофаги и все прочие крохотные грызуны-мертвоеды со своими личинками и гусеницами покончат с остатками твоей не-личности, тебе тоже вдруг страшно захочется есть. Ужасный аппетит. Такой ужасный, что целого мира, всей вселенной было бы мало, чтобы утолить твой голод. Ты вспомнишь о яйце, которое ты велел положить в горячую золу для твоего последнего завтрака, но которое тебе не довелось съесть. Сделав сверхчеловеческое усилие, ты попытаешься встать из-под давящей на тебя громады мрака. Тебе это не удастся. У тебя выпадут последние волосы. Личинки будут по-прежнему спокойно пастись в твоих останках из своих длинных волосков они соткут для тебя парик, чтобы твой лысый череп не мерз от холода. Пока они, похваливая, будут уписывать тебя под музыку своих лютен и лир, ты, безголосый, утративший дар речи, онемевший от неизлечимого катара, обостренного сыростью, взмолишься, чтобы тебе принесли твое яйцо, яйцо с зародышем, яйцо, забытое в золе, яйцо, которое другие, более хитрые и менее забывчивые, к тому времени уже съедят или бросят в мусорное ведро. Так всегда бывает. Что, если на этом мы оставим тебя, Верховный Покойник, обреченный на вечный голод, на вечное желание съесть яйцо, за то, что ты не сумел... (Далее текст не поддается прочтению, последующие разрозненные страницы книги рассыпаются в труху, продолжение невозможно найти.)
Приложение
1. Останки Верховного
31 января 1961 года парагвайские историки были официальным циркуляром приглашены на совещание с целью «предпринять шаги для разыскания останков Верховного Диктатора, которые должны быть снова приобщены к национальному достоянию как священные реликвии». Циркуляр призывал также всех граждан принять участие в этом патриотическом Крестовом походе для отвоевания как могилы Основателя Республики, так и его останков, исчезнувших, рассеянных неизвестными осквернителями, врагами Пожизненного Диктатора.
Весть об этом начинании донеслась до самых отдаленных пределов страны. Как и в другие решающие моменты национальной жизни, граждане поднялись, как один человек, и единодушно откликнулись на призыв правительства.
Единственный диссонанс во всенародный энтузиазм внесли — какой сюрприз! — голоса специалистов, хронистов, авторов работ по парагвайской истории. Казалось, на национальную историографию нашло внезапное умопомрачение: ее неожиданно охватила неуверенность в вопросе о том, какой череп можно считать единственно подлинным черепом Верховного. Мнения разделились; историки высказали различные точки зрения, и между ними поднялись горячие и шумные споры. Словно в подтверждение другого предсказания Верховного, начинание, долженствовавшее способствовать национальному единству, стало почвой, на которой вспыхнула маленькая гражданская война, по счастью бескровная, поскольку речь шла лишь о бумажной конфронтации.
Ниже приводятся в сжатых резюме некоторые из высказываний на эту тему наиболее известных историков (расположенные в порядке поступления):
Бенигно Р. Гарсия (23 февраля 1961)
«Имею сказать Вашему превосходительству, что лично и, исходя из сведений, которыми располагаю, придерживаюсь мнения, что существуют веские основания для предположения, [что как останки, находящиеся в Буэнос-Айресском Национальном Историческом Музее, так и останки, находящиеся в нашем Музее Годоя, извлечены из могилы, которая, несомненно, и была могилой великого человека, о коем идет речь.
Что касается уже приведенного утверждения, будто упомянутые останки не являются подлинными, то этот вопрос ног бы быть решен нейтральной экспертизой, прибегнуть к которой я почтительнейше рекомендую Вашему превосходительству и которую могли бы провести нижеследующие научные учреждения:
Smithsonian institution
United States National Museum Washington, D. C.
DEPARTMENT OF ANTHROPOLOGY Yale University U. S. A.
PEABODY MUSEUM OF AMERICAN ARCHAEOLOGY AND ETHNOLOGY Harvard University Cambridge, Massachusetts,