Я, верховный - Страница 137

137

Корреа не без основания жалуется на Кантеро. Тем временем мой экзегет и офицер связи перехватывает его секретные сообщения и доклады. В Итапуа настоящий водоворот мелких происшествий, доносит Кантеро.

Они происходят почти неприметно, как бы втайне, пишет он, верный своей мании все облекать в литературную форму. Дон Хосе Леон Рамирес мобилизовал всех, включая субделегата, коменданта и весь гарнизон, на ловлю блох. Сам дон Хосе Леон, забравшись в огромную, больше каноэ, корзину с запасом воды и провизии, приказал поднять себя с помощью полиспаста на крышу здания Делегации, вероятно решив тоже участвовать на свой лад в этой охоте на блох. В последние три дня он не подавал никаких признаков жизни, если не считать того, что время от времени корзина сотрясется в вышине, словно от приступов жестокого озноба. Что мне делать, Ваше Превосходительство, спрашивает Кантеро. Жди, приказал я. Продолжай ходить по пятам за Корреа.

Мое доверие к Рамиресу еще не подорвано. Должно быть, он замышляет какую-нибудь хитрость против посланца императорского двора.

Как вы увидите, Ваше Превосходительство, пишет Кантеро в своем последнем донесении, я стараюсь всеми возможными средствами умиротворить эмиссара императорского двора и, как приказало мне Ваше Превосходительство, выведать его задние мысли. Для того чтобы он выболтал их, я прибег к маневру, который мне показался удачным и уместным: сказал ему, будто видел сон о союзе между Парагваем и Бразилией, которые-де вместе составили самую могучую силу на этом континенте. Имперский посланник, по всей видимости, так подавлен, что, откровенно говоря, начинает внушать жалость.

Прогуливаясь по прохладным галереям Госпитальной Казармы, я с наслаждением представляю себе, как посланца империи поедают москиты, клопы и блохи. Донимают болотные змеи. Иссушает летний зной в полуразвалившемся здании бывшего комиссариата, где воздух раскален, как в печи. Преследует назойливый Амадис Кантеро, который хочет при помощи вымышленных сновидений выведать экспансионистские планы Бразилии.

Вот наконец докладная записка Рамиреса. Он торжествующе объясняет мне самым подробным образом, опираясь на измерения с точностью до миллиметра, соотношение между прыжком блохи и длиной ее лапок с учетом привходящих обстоятельств: прыжок не одинаков у самца и самки, до и после того, как блоха насосалась крови своих жертв, а также, с позволения Вашего Превосходительства, до и после совокупления. Негодяй изобразил даже в бесстыдных рисунках все моменты спаривания.

Секретное донесение Кантеро: как оказалось, Ваше Превосходительство, сеньор делегат Рамирес, поднимаясь на крышу, взял с собой не только воду и провизию; он поместил в корзину также одну из горничных императорского посланца. Сеньор делегат сделал это так осторожно, что никто ничего не заметил и не заподозрил. В корзине они веселились в свое удовольствие, сбивая масло и изображая животное о двух спинах. Между тем имперский посланец пожаловался мне, что количество блох не только не уменьшилось, но значительно возросло. Я стараюсь скрыть от него то, что произошло, хотя об этом уже известно всему селению. Даже индейцы смеются над корзиной-которая-поднялась-на-небо. Я очень опасаюсь, что недоверчивый бразилец в свою очередь потребует, чтобы ему выплатили возмещение, как он выплатил его индианке за издохшую ослицу. Однако красивая мулатка-рабыня так и сияет после своего заточения в корзине с сеньором делегатом. Нельзя не признать, что дон Хосе Леон Рамирес, принеся себя в жертву, хитроумно содействовал нашему делу. Мулатка таскает нам тайную корреспонденцию своего хозяина, что позволяет снимать с нее копии, с тем чтобы Ваше Превосходительство были полностью осведомлены о сношениях имперского посланника со своей государственной канцелярией.

Я приказываю Кантеро ослабить свой умиротворительный натиск. В последнем донесении он сообщает мне: я пригласил, Ваше Превосходительство, императорского посла и его семью на верховую прогулку по красивым рощам и перелескам на берегах Параны. Он сухо отклонил это приглашение. Тогда я послал ему в подарок парагвайские гамаки для него, его супруги и его дочерей. Потом сбрую с серебряным набором. Такой же отказ. Когда настал национальный праздник, день рождения Вашего Высокопревосходительства, императорский посланник воспользовался случаем для того, чтобы выказать свою обиду. В прошлом году он отпраздновал 6 января чрезвычайно пышно. Приказал разжечь два огромных костра и иллюминировать восемьюстами свечами фасад своей резиденции, узнав от меня, что население Парагвая таким способом выражает свою преданность нашему Верховному Диктатору. Помимо того, имперский уполномоченный раздал милостыню бедным и, одетый в праздничное платье, присутствовал вместе со своей семьей на танцах и играх, устроенных в селении. А в этом году двери и окна его жилища были закрыты, и он вызывающе прогуливался перед ним в самом затрапезном платье. Я позволил себе заметить, что удивлен этим различием между его прошлогодним и теперешним поведением. Разве обязан полномочный представитель империи, резко ответил он мне, праздновать день рождения правителя, который семнадцать месяцев держит его в захудалом индейском селении, в непристойной обстановке и нездоровой местности? Человек, которому постоянно наносят обиды, не должен и не может веселиться. Дайте знать вашему Верховному Диктатору, что, если он воображает, что Бразилия его боится, он весьма ошибается. Империю не так-то легко испугать, и она принимает оскорбления, нанесенные, ее посланцу, сообразно с тем, от кого они исходят. Передайте ему от меня, что если переговоры не подвигаются, то это объясняется двуличием в поведении парагвайского кабинета, моральной болезнью, неведомой при дворе Рио-де-Жанейро. Как я должен отвечать, Ваше Превосходительство, на дерзости этого жалкого посланника? Пусть его отведет душу. Передай ему, что если он действительно имеет сказать мне что-то важное, то пусть сначала даст доказательства выполнения обещанного относительно присылки оружия и всего прочего. А если ему нечего сказать, пусть уходит, откуда пришел. Я должен также сообщить Вашему Превосходительству, что кости арабских лошадей, предназначавшихся вам в подарок от императора, уже белеют на пастбище, и их клюют стаи хищных птиц. Скажи воронам от моего имени, Кантеро: приятного аппетита!

137